Три с половиной года назад на краю леса построили двухэтажный дом. Он напоминает домик для барби: стены покрыты краской нежно-кораллового цвета, в панорамных окнах с белыми рамами отражаются высокие сосны, густо растущие на участке у дома. Фигурные белые столбики обрамляют крыльцо под козырьком. Из окон дома виден пляж Сарайского залива, который туристы называют «байкальской Ривьерой»: настолько этот пляж похож на южные острова с мелким белым песком и кристально чистой голубой водой.
Это дом Елены Плоховой на улице Северная в посёлке Хужир. Три с половиной года назад они построили его вместе с мужем Андреем. Плоховы переехали из Москвы на Байкал. Хотели жить в тишине и спокойствии, представляли, как среди этих сосен будут бегать их дети. Этого не случилось. В апреле 2019-го Андрей Плохов уехал из этого дома на скорой. В мае того же года Елена вернулась сюда вдовой.
«Мы хотели жить просто, для себя»
Елена Плохова сидит на полу у высокого окна своего дома. У неё мягкие черты лица, светлые глаза, гладкая кожа и слегка подкрашенные розовой помадой напряжённые губы. Прямые русые волосы чуть ниже плеч она расчёсывает в прямой пробор. У Плоховой тонкие женственные запястья и светлый лак на ногтях. Правой рукой она гладит кошку Цех, которую ей принесли уже после смерти мужа. На шее у Плоховой висит крестик и образок размером с фисташку.
Её блузка того же оттенка, что и цвет стен в её доме — светло-серая. Елена ровно прижимает стопы к полу, как будто тянет носочек, поэтому немного напоминает балерину. Всю жизнь она занималась спортивной гимнастикой, участвовала в международных соревнованиях. Свою историю Плохова рассказывает медленно, её голос слегка дрожит. Перед тем, как ответить на новый вопрос, она делает глубокий вдох.
Елена родилась в Иркутске в семье спортсменов. Её родители прожили вместе 50 лет, родили троих детей. «У них такая любовь. Всё было прекрасно. Сейчас редко такое бывает», — вспоминает Елена. Как-то в школе ей задали написать сочинение про семью, и она описала: «Мама готовит что-то вкусное на кухне или вяжет. Я играю на пианино, папа рядом. Дома тепло и уютно». Это сочинение Плохова до сих пор хранит в рамочке.
В 26 лет Плохова переехала в Москву, где через год в ресторане познакомилась со своим будущим мужем, он был старше её на семь лет. В 2009-м они поженились. Елена работала тренером в фитнес-клубе, Андрей — управляющим в мясном отделе крупного гипермаркета.
В первый месяц знакомства Андрей спросил Елену: «Где ты хочешь жить, в квартире? Или в своём доме?» Она ответила, что хочет жить за городом, около леса и воды. От столичного темпа она начала уставать. Андрей, хоть всю жизнь прожил в Москве и любил этот город, тоже захотел переехать подальше от пробок и суеты.
«Мы хотели жить просто, для себя, — вспоминает Плохова. — Хотели дом за городом, своё хозяйство, своё дело, хотели спокойной семейной жизни. Мечтали о полноценной семье с детками».
Плоховы стали присматривать место, где много воздуха и воды. Думали про Сахалин и прилегающие к нему острова. Потом решили, что лучше быть ближе к пожилым родителям Елены. Ольхон — единственный населённый и самый большой остров Байкала — идеально подходил под описание. Добираться от Иркутска до Хужира, крупнейшего населённого пункта на острове, нужно шесть часов: пять — по материку, полчаса на пароме, и ещё полчаса — по самому острову.
Идеальное место
В 2016-м Плоховы продали московскую «трёшку» Андрея в Вешняках и загрузили все вещи в большой фургон. Через две недели они разобрали его на Ольхоне. Первым человеком, которого Плоховы встретили на острове, была местный библиотекарь, Любовь Глебовна. У неё и арендовали дом на первые две недели.
В это время Плоховы жили как туристы: гуляли, сидели в кафе, ходили на пляж. Потом арендовали другой дом, уже на девять месяцев, до тех пор, пока не построили свой. Жили на отложенные с продажи квартиры деньги.
После жизни в столичной многоэтажке быт в доме с русской печью им очень понравился. Первые месяцы на острове Плохова вспоминает как самое счастливое время.
«Я не верила своим глазам. Просыпалась, шла на Байкал и думала: это какое-то благословение. Может, это банально — видеть солнце, небо, зелень и море. Но когда этого нет много лет, а ты только нон-стопом работаешь, увидеть голубое небо — это редкость. В Москве вообще нет природы», — вспоминает она.
Елена запомнила, как на Рождество впервые колядовала. Местные жители с детьми переодевались, брали большие мешки, заучивали стишки-колядки и отправлялись по домам деревни за угощениями. Плохова присоединилась к ним.
Она бывала на «культурных тусовках» в усадьбе Бенчаровых, занималась с детьми в местной библиотеке, ходила на вокал и в швейный клуб: сшила халат и платье для мамы и юбку — для себя. Её особенно поразило, когда она увидела, как местные дети ставили спектакль на английском языке. «Со словом деревня у меня была совсем другая ассоциация, — вспоминает она. — И я не знала, что здесь всё настолько интересно и ярко и люди необычные, наполненные. Вот все ругают туризм. А он даёт работу, им есть чем заняться и это здорово».
Андрей сам выбирал участок. В декабре 2016-го он нашёл идеальное место в северной части Хужира — 12 соток земли с деревьями недалеко от пляжа. Плохов посмотрел в Росреестре: участок находился в черте населённого пункта и предназначался для жилого строительства. Он заключил сделку, получил разрешение на строительство и в том же месяце заказал проект дома у подрядчиков в Иркутске. В следующем мае, когда возобновилась работа паромной переправы, материалы для дома Плоховых привезли с материка.
«Мы искали место, где есть деревья, вода, зачем нам рубить?»
В мае 2017-го, когда стройка «розового дома» только начиналась, Плоховы были в Иркутске — тогда от рака умер отец Елены.
На телефоне Андрея высветилось уведомление — кто-то написал сообщение в чат посёлка Хужир в Вайбере. Потом ещё одно. Андрей открыл чат и увидел, что сообщений приходит всё больше: хужирцы обсуждают стройку на участке Плоховых. Они были в ярости, называли Елену и Андрея самостроями и захватчиками, обвиняли в том, что они рубят деревья на участке.
«А мы не рубили деревья, хотя могли: это частная собственность, — вспоминает Плохова сейчас. — Но какой в этом смысл? Мы искали место, где есть деревья, вода — зачем нам рубить? Тут дом-то построен так, чтобы не нарушить ничего, он просто „втюхан“ в деревья», — она указывает рукой на вход в дом. Перед крыльцом «розового дома» действительно растёт раскидистая сосна. На уровне роста человека ствол раздваивается, и уже две лысеющие макушки возвышаются над скошенной крышей.
Плохов не хотел показывать жене сообщения в чате, но Елена их увидела. Она была в шоке: до этого местные жители принимали их хорошо и никаких конфликтов между ними не было.
— Я туда не поеду, — сказала Плохова. Ей было страшно возвращаться в место, где все настроены против неё.
— А где мы тогда жить будем? — спросил Андрей. — Пойдём на вокзал? Мы ничего не нарушили.
Позже Андрей выяснил: недовольство в чате началось после того, как кто-то скинул фотографию троса возле участка Плоховых. Трос там действительно был, его установили волонтеры годом раньше, чтобы люди не подъезжали к берегу на автомобилях. Участки на Северной улице тогда уже были указаны на картах, а на местности их границы установить было сложно. Активисты установили трос по примерным подсчётам. Плоховы первые на этой улице начали что-то строить, поэтому со стороны выглядело так, будто они строят на ограждённой территории.
Андрей объяснил, в чём дело, показал документы. Его поддержали местные жители, которые участвовали в строительстве ограждения, и недовольство в посёлке сошло на нет. Со временем местные не только перестали нападать на Плоховых, но даже поддерживали их. Сейчас хужирцы отзываются про Плоховых дружелюбно. «Мы с Леночкой дружим, не знаю, что там было раньше», — говорит одна из жительниц Хужира. «Андрей был хороший мужик, нам жаль, что так вышло», — рассказывает другой.
13-го июля 2017-го Плоховы достроили свой дом и переехали туда. Новоселье они не праздновали: ощущение радости переезда в свой дом омрачали неприятные воспоминания. Воды в доме ещё не было, все вещи хранились в подвале. Плоховы поставили туристический столик на кухне, расстелили спальники и уснули прямо на полу.
Через неделю прокурор Ольхонского района подал на них иск в суд с требованием снести дом и освободить земельный участок, который, по мнению обвинения, был приобретён с нарушениями. Эта земля находится в границах центральной экологической зоны Байкальской природной территории и в Прибайкальском национальном парке. Когда Андрей получил письмо с иском, сказал жене: «Надо ехать в суд». Он был уверен, что там он просто покажет все документы, объяснит, что всё делает по закону, и на этом всё закончится.
Суд состоялся в ноябре 2018-го. Плоховы его проиграли. Судья признал недействительными документы, подтверждающие право собственности Плоховых на земельный участок.
«Нас выставляли врагами, злодеями, наши действия — противозаконными»
Всё время жизни в «розовом доме» к Плоховым приезжали представители нацпарка, лесничества, СМИ, был даже Уполномоченный по правам человека при Президенте Р Ф. Все говорили, что Плоховы должны снести дом и уехать, потому что участок, который им продал предыдущий владелец, был выведен из федеральных земель незаконно. В ответ Плохов показывал документы, подтверждающие, что он купил участок на законных основаниях (документы находятся в распоряжении редакции — ЛБ), писал в разные инстанции, подготовил даже обращение к Президенту РФ. Но ответа не получил.
«Было много травли, хочется не вспоминать, — говорит об этом времени Елена. — В СМИ нас выставляли врагами, злодеями, наши действия — противозаконными. Андрей выходил и общался со всеми. Он всегда брал удар на себя».
Однажды Плохов сказал жене, глядя на тот самый трос у их дома, что он так больше не может. Но уехать Плоховы не могли — «розовый дом» был их единственным жильём. Они хотели зарегистрировать его в Росреестре, но не успели — начался суд, и заявку на регистрацию дома в собственность отклонили до выяснения окончательного результата.
У Андрея, который продал московскую квартиру, всё это время не было прописки, поэтому он не мог зарегистрироваться как индивидуальный предприниматель или устроиться на работу. Деньги, которые Плоховы отложили на первое время на острове, заканчивались. Елена вспоминает: были дни, когда им с мужем нечего было есть. И, по случайности, именно в такие дни кто-то из местных жителей приглашал их в гости на ужин. «Думаешь: как так, ничего нет, а Бог тебя не оставляет», — говорит Плохова. Они с мужем решили сдавать туристам комнаты на втором этаже.
В феврале 2019-го Елена вышла прогуляться по острову с подругой. Через пять минут в дверь их ограждения постучали, Андрей открыл. Вошли репортёр, оператор федерального телеканала «Россия 24» и сотрудник Национального парка Юрий Мясников. В репортаже на Плохове — свободная футболка, тёмные трико, носки и резиновые тапочки. По одежде видно, что он не ждал журналистов.
— Это федеральная земля, понимаете? — спросил Мясников, обращаясь к Андрею. — Я вам говорю.
— Вы это говорите, а я вам бумаги сейчас покажу, — ответил Плохов, указывая на один из документов, стопку которых он держал в руках.
Плохов возвращается в дом нетвёрдой походкой, оглядываясь на журналистов. Восьмого марта этот кадр стал частью фильма «Байкал на розлив».
В конце марта корреспондент «России 24» вернулся снова, на этот раз с природоохранным прокурором. В апреле на федеральном телеканале вышла вторая часть фильма.
«И пока суд идёт, розовый дом за зелёным забором украшает мыс Бурхан», — иронически прокомментировал видеоряд с домом Плоховых голос за кадром. Через полтора года после смерти мужа Елена уверена: этот визит журналистов стал для Андрея последней каплей.
«Мы никогда до этого не молились, а сейчас с детьми встаём и идём молиться»
31 апреля 2019-го года пульс у Андрея поднялся до 130 ударов в минуту. Плоховы вызвали скорую. В реанимации областной больницы Андрею стало лучше, и его перевели в обычную палату. Елена вернулась на остров. На следующий день она не смогла дозвониться ни мужу, ни врачам. Через знакомых она узнала, что прошлой ночью у Андрея случилась клиническая смерть.
Елена попросила знакомых посмотреть за домом и поехала в город. Там врачи сказали ей, что надеяться не на что.
Две недели Андрей провёл в коме. В это время Елена жила в Иркутске с мамой и приходила к супругу каждый день. «За эти две недели я очень морально вымоталась, — вспоминает Плохова. — Жила в напряжении и страхе каждый день, при этом надеялась, что я что-то могу исправить».
В мессенджерах она создала чат «Молитвы», куда добавляла знакомых, которые каждый вечер читали молитвы за жизнь Андрея. К группе присоединились и хужирцы. Они говорили: «Мы никогда до этого не молились, а сейчас с детьми встаём и идём молиться».
17 мая Андрей умер. Ему было 46 лет.
«Был человек — нет человека»
Самыми страшными для Елены были первые секунды на острове и возвращение в дом, где больше нет её мужа. Она вспоминает: почти сразу после смерти супруга к ней приехал журналист и попросил рассказать о том, что произошло. Она не смогла.
«Это непросто пережить: был человек — нет человека», — говорит Плохова. К ней приехала подруга, которая до сих пор живёт у неё. Помогает — морально и по дому.
Елене пришлось научиться жить без мужа. Оказалось, это очень трудно. Как-то зимой в доме отключилось отопление. Градусник за окном показывал минус 30. Елена позвонила знакомым, но поняла: даже с их инструкциями не сможет починить систему. «Я просто молилась», — вспоминает Плохова. Помогли местные жители. Пришли и всё починили.
Сейчас Елена преподает фитнес для детей и взрослых в местном клубе и сдаёт комнаты для туристов на втором этаже дома. В свободное время она читает духовную литературу, занимается огородом, гуляет, ходит в православный храм. В её доме много икон: они аккуратно расставлены на деревянной полочке над комодом. Под этой полочкой висит ещё одна икона, её обрамляет натянутая на держатели полки новогодняя гирлянда.
Плохова не злится на местных жителей за шум вокруг их стройки в самом начале, из-за которого прокурор заинтересовался этим участком. Про хужирцев она говорит: «Здесь хорошие люди. Абсолютно разношёрстная публика, „вкусная“ в любом проявлении. Есть и деревенские, и приезжие интеллектуалы».
Летом 2019-го, когда увеличилось количество исков с требованием освободить участки в Хужире, местные жители и сами стали выходить на митинги. Они требовали не включать населённые пункты в состав национального парка. С тех пор ситуация не сильно изменилась. В сентябре 2020-го хужирцы создали общественное движение «Люди Байкала: право на жизнь», чтобы о «байкальской правовой аномалии», как называют ситуацию со спорными землями, узнали как можно больше людей.
Вера Маланова, глава Хужирского муниципального образования, говорит, что люди хотят оставаться и жить на Ольхоне — эта территория развивается благодаря туризму. «У нас перспективный населённый пункт, есть прирост населения, есть развитие по сравнению с другими деревнями, — говорит она. — Да, из-за туристов, а почему нет? Эта отрасль тоже должна развиваться законным путём. Жители не знали, что что-то тут делать было нельзя. Никто не делал этого специально — ну кто захочет строить дом, чтобы его снести? А теперь они оказались в ловушке».
После смерти Андрея судебные дела по «розовому дому» приостановились на полгода. «В этом плане это были какие-то каникулы. Думать про суды и все эти проблемы было бы невозможно», — вспоминает она.
«Кому понадобился Сарайский пляж?»
В сентябре 2020-го Областной суд отклонил апелляцию Плоховой. Сейчас она вместе с защитником Юлией Саенко готовит кассационную жалобу.
«Плоховы сделали, как и все нормальные люди на их месте: за свои деньги они выбрали участок в нормальном месте, который стоит на кадастровом учёте и попадает в населённый пункт в генплане. Они получили все разрешения, — комментирует ситуацию Саенко, — и купили этот участок у собственника, который в своё время приобрёл его у администрации. Когда они строили, то не срубили ни одного дерева, потому что видели, какое у них прекрасное место».
Участок Плоховых был зарегистрирован в Росреестре в 2010-м году. В апреле 2011-го местная администрация провела аукцион, участок был зарегистрирован под индивидуальное жилое строительство и выделен в частную собственность. В августе этого же года главу местной администрации нашли повешенным в лесу неподалёку от дома. Местные говорят: он умер из-за проблем с землёй.
В 2016-м Андрей Плохов купил этот участок у предыдущего владельца. О том, что местная администрация незаконно выделяла землю, стало известно в 2017-м году, когда вновь образованная природоохранная прокуратура начала ревизию территории нацпарка.
«Эти земли изначально нельзя было выделять, так как они находятся в федеральной собственности. И передача их и в собственность, и в аренду прямо запрещены, — объясняет природоохранный прокурор Вячеслав Петров. — Но их выделяли в частную собственность и на этом зарабатывали: выкупали федеральные земли за небольшие деньги, потом перепродавали. Создавался такой не совсем законный рынок земли. На тех, кто нарушил закон, возбуждались уголовные дела. Сейчас материалы направлены для дачи уголовно-правовой оценки».
Сама Плохова считает: они с мужем всё сделали по закону. А если государство ошиблось, оно должно возместить весь ущерб: и моральный, и материальный. «Потому что цена слишком высока, — говорит она, — это жизнь моего мужа».
С 2017-го появилось много подобных исков — об освобождении участков и сносе гостиниц, частных домов и даже целого населённого пункта. Саенко говорит: «Три года назад иски об изъятии земель подавали один раз в три дня. Сейчас подают пачками. Отследить их количество уже невозможно. Получается, все были неправы, — продолжает она, — граждане, главы, депутаты дум, градостроители, которые разрабатывали свои рекомендации, органы Росреестра — это такая огромная организованная группа лиц, которая действовала на территории с 1986 года».
Саенко намерена добиваться решения по делу Плоховой в Верховном суде, и, если понадобится, в Европейском суде по правам человека. «На суды низших инстанций, если честно, я не рассчитываю», — говорит она.
«Почему шаманы не соберутся и не изгонят отсюда людей?»
В мае 2017-го, когда началось строительство на участках, прилегающих к Сарайскому пляжу, в том числе и у Плоховых, эколог, кандидат биологических наук Виталий Рябцев сообщил СМИ: «Мы, жители Байкальского региона, должны воспринимать распродажу Шаманского леса как святотатство. Примерно такое же, как для москвичей — передача в частные руки собора Василия Блаженного. Не важно, к какой религии мы себя причисляем. Речь идет о земле, которая в течение тысяч лет почиталась как священная, закрытая для деятельности человека».
Григорий Огдонов, бывший глава Хужира, не согласен с учёным. Огдонов говорит, что место, о котором ведутся споры, никогда не было Шаманским лесом. «Шаманский лес, — говорит он, — находится выше, в другом месте. Во время строительства Хужира его спилили, на этом месте мы высаживали новые деревья. Сейчас идёт перетасовка фактов». Подумав, Огдонов вспоминает, что когда-то шли подобные споры о других улицах неподалёку от вышек сотовой связи: Солнечной и Ворошилова. «Старики говорили, — вспоминает он, — что это место не должно застраиваться. Говорят, что в каждом дворе на этих улицах кто-то обязательно потерял близких». Сам Огдонов отговорил брата, который хотел купить дом на одной из этих улиц.
Иркутская экоактивистка Любовь Аликина считает, что застраивать эти места нельзя. Она выступала против строительства «розового дома» и сейчас считает, что судебное решение должно быть исполнено и дом Плоховых — снесён. Она вспоминает, что, когда строительство только начиналось, позвонила Андрею и сказала: «Вы ведь знаете, что это священные земли. У вас и так уже горе в семье, у жены умер отец — может, стоит остановиться?» Плохов, по её словам, ответил, что в такое не верит, и продолжил стройку. Аликина удивляется: «Почему шаманы не соберутся и не изгонят отсюда людей, поклоняющихся золотому тельцу? Байкал, конечно, никуда не денется, сколько ни строй. Но какой это будет Байкал?»
От берега Байкала участок Плоховых с забором из профлиста отделяет около 200 метров рощи. Такое расположение участка, по мнению природоохранного прокурора Вячеслава Петрова, изначально должно было смутить покупателей. «Розовый дом находится в зоне, где строительство просто невозможно, — говорит он. — Прямо на берегу Байкала. Человек неужели не видит, что он на берегу покупает?»
На этот вопрос отвечает защитник Плоховой Юлия Саенко: «Мы никогда не приходим в администрацию со словами: „Вы знаете, можно мне участок где-нибудь подальше от города и возле помойки?“ — говорит она. — Человек так устроен, что он не будет брать себе землю в самом плохом месте».
Елена Плохова ничего не планирует на будущее: «Не знаю, что будет дальше. Ничего не загадываю, живу здесь и сейчас и благодарю Бога за то, что жива». В ответ на вопрос, не хочется ли ей всё бросить и уехать отсюда, растерянно отвечает: «Куда я должна уехать? Самое непонятное для меня — это то, что люди знают правду, прокурор тоже знает правду. Но решения вот такие выносятся. Что важнее вообще: жизнь человеческая или этот участок?»