Маленькому Балаганску до сих пор везёт. Здесь нет коронавируса, хотя в Иркутской области каждый день регистрируют до 160 случаев. Но всё равно, кажется, даже здесь всё вертится вокруг COVID-19. Остальную жизнь поставили на паузу. Цыденов мониторит новости и готовится к приходу инфекции в район. Он мечтает построить в Балаганске новую больницу. Работы должны были начать в этом году, но из-за пандемии так и не начали. Закончится пандемия — решат, откладывать стройку дальше или нет.
Депутаты районной думы тоже ждут. Они ещё в марте отвезли министру здравоохранения региона жалобу на Цыденова. К ней приложили 500 подписей жителей и требуют, чтобы с главврачом расторгли контракт. Он заключен до 2022 года. Депутаты уверены — это Цыденов виноват, что в больнице мало врачей. Министр уже пообещала разобраться. Потом, после коронавируса.
«Я построю. Тоже не получится?»
От Иркутска до Балаганска — 279 километров. На «Газели» «скорой помощи» ехать пять часов по дороге, местами сильно похожей на тёрку. В Балаганском районе живёт 8800 человек. В местном стационаре 54 койки, одна — реанимационная. В инфекционном отделении 8 мест, правда, нет врача — инфекциониста. На больницу — три аппарата ИВЛ. Если здесь выявят пациента с COVID-19, отправят его в в город, согласно распоряжению минздрава. Пока там есть места.
Гомбо сидит за рабочим столом в своём кабинете, спиной к стене. У него непроницаемое лицо Будды: непонятно, когда он говорит серьёзно, а когда — шутит. Может, из-за того, что ему приходится щуриться. На окнах нет штор, и солнце бьёт в глаза. У него над головой молочно-белые обои «разъехались» по шву, один краешек отошёл от стены. Под обоями угадываются трещины и сколы плохо ободранной краски. Наверно, она такого же коричневого цвета, как стены в коридоре.
В дверном проёме появляется уборщица. Она только что погладила шторы, их нужно повесить. Мы выходим в коридор, чтобы ей не мешать.
В кабинете главврача — стеклопакеты, в коридоре двойные деревянные рамы, как в старинных домах ангарцев. Так называют тех, кто живёт на Ангаре. Дверь открыта, и ветер с улицы пахнет речной водой.
По коридору вдоль стен пучками тянется электропроводка. Провода крепятся к косякам дверей, настенным часам. Над доской с надписью «платные услуги» не крепятся ни к чему и свободно свисают с потолка. Линолеум на вспученном полу когда-то был коричневым, но теперь оттенок неразличим. Местами он протёрся насквозь, и там проступают деревянные половицы, сантиметров по 40 шириной.
— Это брёвна «со дна», — говорит Гомбо. — Когда построили Братскую ГЭС в 1961 году, старый Балаганск затопило. Деревню раскатали и перенесли сюда, на 45 километров ниже по течению Ангары. Поэтому больнице не 59 лет, а гораздо больше.
Цыденов из династии врачей.
— Моего деда-ламу (учитель в буддизме — ЛБ) можно врачом считать? Я считаю. У отца 45 лет врачебного стажа. Брат — заведующий станцией «скорой помощи» в Улан-Удэ.
Гомбо говорит, отец в его возрасте тоже мечтал построить больницу в родном селе Нижний Торей в Бурятии. Почти построил. Уже стояла кирпичная коробка, крыша, подстанция, котельная. Настали 90-е годы и всё заглохло. Сейчас коробку уже на кирпичи разобрали. Отец переживал. Брат поехал главврачом в один из районов Бурятии. Тоже начал строить больницу и не достроил. Не сработался с местными, плюнул и уехал.
— Я, может, неправильно всё это осмыслил? — говорит Гомбо. — Подумал, надо поставить точку во всей этой истории. Я построю. Тоже не получится?
Новую больницу Балаганск ждёт последние 20 лет. Три года назад наконец-то начали разрабатывать проектно-сметную документацию. Проект стоит 770 млн рублей. В апреле депутаты должны были внести поправку в областной бюджет и выделить деньги. Но из-за коронавируса вопрос отложили.
— Я знаю одно, меня этот COVID на самом скаку остановил, — говорит Цыденов. — Боюсь, теперь проект надолго заморозят.
Сейчас в Балаганске в месяц проводят 15−20 операций. «Мало. Очень мало», — говорит главврач. После института он два года проработал в Республиканской больнице Бурятии реаниматологом-анестезиологом. Утром заходил в операционную, было ещё темно, а вечером выходил — уже темно. Операции там были поставлены на поток. В 1998 году Цыденов переехал в посёлок Новонукутск и устроился в местную районную больницу. Работать приходилось сутками, без подмен. Четыре года назад стал главврачом в Балаганском районе.
— Я адреналиновый наркоман, — говорит о себе 48-летний Цыденов. — Наверно, потому и стал реаниматологом. Люблю операционную, сложные случаи. Желание построить больницу — из той же серии.
Один из самых сложных случаев в его практике произошёл 17 лет назад.
«Рукой в перчатке берёшь сердце, сжимаешь и разжимаешь»
Промозглым сентябрьским днем 2003 года Гомбо Цыденов был дома. Отмечали День Рождения жены. Раздался телефонный звонок. Дежурный врач из районной больницы, где работал Гомбо, орал в трубку: «Срочно приезжай! У нас тут англичанин с ножевыми, надо оперировать». Гомбо подумал, что это розыгрыш. Англичан в Новонукутске видели, в основном, по телевизору. Но дежурному было не до шуток. Гомбо уехал в больницу и пропал на трое суток.
40-летний подданный Великобритании Николас Винтер, владелец собственного концертного агентства, который организовывал гастроли Ростроповича и был переводчиком при Её Величестве Елизавете II во время августейшего визита в Россию, отправился в путешествие по Ангаре. В Балаганск он приплыл на «ракете», оттуда пешком двинул в соседнюю деревню Новоленино за 26 километров. Николас — опытный походник, в одиночку путешествовал по Африке и Юго-Восточной Азии. На окраине Новоленино решил заночевать в заброшенных складах.
Во сне на него напали двое недавних попутчиков с «ракеты». Нанесли 18 колотых и резаных ран перочинным ножом и куском арматуры, забрали фотоаппарат, сумку с деньгами и документами и сбежали. Этого момента Николас уже не помнил, он потерял сознание. Очнувшись, встал и побрёл в деревню. На улице было светло.
Николас добрался до ближайшего дома, поднял с земли камень и кинул в окно. Зазвенели осколки. Выбежал хозяин, увидел грязного человека, еле стоящего на ногах. Решил, что это местный пьяница и хотел проучить — толкнул его в грудь. «Я Николас Винтер, подданный Великобритании», — с акцентом сказал тот, кого приняли за пьяницу, и упал в лужу на обочине дороги. На улице целый день шёл дождь.
Через несколько часов врачи Новонукутской районной больницы констатировали: у туриста повреждена почка, лёгкое, проникающее ранение в полость черепа, на теле множественные ушибы, резаные и колотые раны.
— Мне бросилось в глаза, что у него очень ухоженные ногти, — говорит Цыденов. — Я подумал: блин, точно — иностранец.
Николас потерял больше трёх литров крови. Наступила клиническая смерть. Хирург Ирина Замбылова решила — нужно вскрывать грудную клетку, чтобы делать прямой массаж сердца.
— Прямой массаж сердца делали 70 минут, — говорит Гомбо. — Как это делается? Ну, открывается сердечная сорочка. Рукой в перчатке берешь сердце — сжимаешь и разжимаешь. Массируешь. Рука устаёт. Мы с хирургом меняли друг друга, массировали и параллельно выполняли свою прямую работу.
Гомбо сдал для англичанина свою кровь, хорошо, что группа совпала. Он и раньше сдавал кровь для своих пациентов. В коридоре стояло ещё несколько доноров из местных жителей. Проверять кровь на инфекции, не было времени. К счастью, всё обошлось.
Сердце англичанина завели. За сутки ему сделали три операции. Пришлось удалить почку. Но состояние никак не улучшалось. Стали искать причину. После внимательного осмотра нашли небольшую ранку на брови. Гомбо говорит, на фоне всех остальных повреждений, её было легко не заметить. Оказалось — это проникающая внутричерепная рана. Вскрыли череп, оттуда вышел большой сгусток крови. Состояние пациента стабилизировалось.
— Нас потом английские врачи спрашивали, как мы вообще без КТ, без МРТ в деревенской больнице определили, что у него внутричерепная гематома, — говорит хирург Ирина Замбылова. Она до сих пор работает в Новонукутске. — Я ответила: нас учили в институте смотреть глазами, слушать ушами и щупать руками.
МСКТ в больницах Балаганска и Новонукутска нет до сих пор. Да им и не положено — слишком мало населения.
Николаса на вертолёте увезли в Иркутскую областную больницу, потом санавиацией королевских ВВС — в Великобританию. В августе 2004 года он устроил для реаниматолога-анестезиолога Гомбо Цыденова и хирурга Ирины Замбыловой английские каникулы и познакомил со своими британскими врачами.
— В госпитале, где Николас долечивался, нам рассказали по секрету: когда его привезли, все врачи собрались посмотреть на наши швы, — рассказывает Замбылова. — Мы зашили толстыми капроновыми нитками, с узлами. Они такого не видели, потому что лет 20 назад перешли на внутрикожные швы, которые выглядят как тоненькие полосочки. Сейчас мы тоже так шьём, потому что у нас есть хорошие нитки.
— Я ничего не помню от первой встречи с Гомбо Батуевичем, — говорит Николас Винтер (мы списались с ним в Фейсбуке — ЛБ). — В тот момент он был слишком занят всякой всячиной (сверлением черепа, удалением почки, зашиванием ран), а я в это время — собственным выживанием. Впоследствии мы по-настоящему познакомились и до сих пор, к моему великому счастью, дружим. Мое возвращение к жизни, после невероятно долгой клинической смерти — вот что тогда Гомбо сумел обеспечить в новонукутском госпитале, в «походных условиях», без всякого оборудования, только благодаря профессионализму и твёрдой уверенности преданного, верующего человека. Позже мои английские врачи не могли в это поверить, пока не услышали личный его рассказ. Благодаря этому удивительному спасителю (второй мой спаситель — хирург Ирина Лаврентьевна), у меня появился ещё один день рождения.
«Охотник за головами»
С тех пор Цыденов в Англии не был. Летом прошлого года он взял отпуск без содержания, сел в свой Mark II и вдвоём с братом отправился в самый экстремальный трип своей жизни — на поиски медиков в Забайкальский край. Братья чувствовали себя охотниками за головами. На самом деле, это был жест отчаяния.
Дефицит кадров — главная проблема в любой районной больнице. В Балаганске катастрофически не хватает врачей. На сайте больницы висит список докторов, в нём — 17 фамилий. Фельдшер Татьяна Филимонова (фамилия изменена по просьбе героини — ЛБ) говорит, на самом деле в поликлинике и стационаре работает всего 12 докторов. За последние три года уволилось столько же. Для деревни — это катастрофа.
На днях лор-врач продала дом и тоже собирается уезжать. Ещё несколько врачей просто бросили свои дома и уехали работать в крупные города области. По словам Татьяны, по штатному расписанию, в больнице должно быть 37 врачей. Работает только треть от нормы. Правда, врачей не хватает везде. В соседней Новонукутской больнице обеспеченность врачами — около 50%. Хирург Новонукутской больницы Ирина Замбылова говорит, это один из лучших показателей среди соседних районов.
— Мне министр сказал: ищите врачей там, где люди живут хуже нас, — говорит Цыденов. — Я составил список: Нерчинск, Забайкальск, Борзя. Поехал туда. В 2017 году Минстрой официально признал Борзю худшим городом России по качеству городской среды.
От Балаганска до Борзи — тысяча километров по степям. Степь Гомбо не понравилась. Выгоревшая на солнце, пыльная трава до самого горизонта. Попадаются только заброшенные военные городки, в которых стоят пустые ДОСы — дома офицерского состава. Гомбо всё думал: «Нам бы хоть один такой для врачей, я бы тут не мотался».
Маленькая больница в деревне может привлечь врачей только жильём. Районная администрация помогает врачам оплачивать арендованные квартиры. Но приватизировать их нельзя. Многих это не устраивает. Подъёмных здесь тоже нет. Но можно вступить в программу «Земский доктор» и получить 1 млн рублей. А соседняя Бурятия начала давать врачам по 2 млн рублей. Гомбо узнал об этом, расстроился.
— Вот, приезжаю я в эту Борзю, — рассказывает Цыденов. — И тут понимаю, что могу всерьёз огрести. Мало того, что я без спроса вламываюсь в чужую реальность, я намерен переманивать дефицитные кадры. Но деваться некуда, я же за тысячу километров приехал. Выработал свою технологию: у входа надеваешь халат, улыбку и уверенно идёшь мимо приёмного покоя. Тебя, конечно, останавливают и спрашивают: «Вы к кому?» Тут уж начинаешь выкручиваться. Каждый раз по-разному, как пойдёт. Иногда говоришь — к пациенту, иногда — к знакомому врачу. Доберешься до ординаторской и кого найдёшь, тому и начинаешь расписывать, какая у нас в Балаганске замечательная больница, какие там большие зарплаты. Им в карманы листовки натолкаешь и бежать скорее.
— А если на главврача попадёшь?
— В Борзе обошлось. А в Агинском округе попал как раз на главврача. Ехал туда к знакомому хирургу. Был почти уверен, что переманю его. Сели с ним за стол. Я всё выложил. А он говорит: «Я как раз две недели как главным врачом назначен. Даже не вздумай в мою больницу соваться». Это было фиаско. Пришлось ему пузырь поставить.
Ни одного специалиста из той поездки Гомбо не привёз. В прошлом году нашёл фельдшера на ярмарке вакансий в соседнем райцентре. Вчерашний студент работает деревне Кумарейка. В другой деревне фельдшером — 36-летняя бывшая продавщица. После школы она закончила медучилище, но устроилась в магазин. Два года назад выучилась второй раз. В районе 10 фельдшерских пунктов, пустым остался ещё один. Это хороший показатель. В Нукутском районе из 22 ФАПов пустует половина.
На ярмарках в глубинке больше шансов найти специалиста. Иркутские студенты очень разборчивы. Поэтому в Иркутск главные врачи едут хорошо подготовленными. В холле университета устанавливают яркие информационные стенды.
Некоторые готовят художественные номера. В прошлом году весной один главврач надел русский народный костюм и спел студентам песню под фонограмму. В больницу к нему всё равно никто не поехал. Семь человек уехали с главврачом с Сахалина. Он не пел песен, просто показал сумму будущей зарплаты.
Летом Цыденов снова собирается ехать на «охоту за головами». На примете ещё один сибирский регион. Какой именно — он пока не говорит.
«Я ему сказал: ты на землю-то опустись»
Может быть, ехать за врачами Цыденову уже не придётся. Глава районной думы Юрий Лагерев говорит: если министр нас не услышит, мы пойдём к губернатору.
— Люди нас завалили жалобами, что нет врачей. Требуют: «Ну, делайте что-нибудь. Зачем вы тут нужны иначе?»
Долгое время в районе не было ни одного терапевта. Сейчас в поликлинике работает только один педиатр. Очередь к нему занимают в 6 утра. Цыденов ввёл в больнице электронную запись, но ею никто не пользуется. Жительница Балаганска Лариса Клыпина говорит, записаться к педиатру всё равно невозможно.
Проблемы не только с педиатром. В этом году у Клыпиной ребёнок стал хуже видеть. Окулиста в Балаганской больнице тоже нет, пришлось три раза ездить в город, в платную клинику. Ребёнку выписали очки. Анализы, дорога, приёмы у окулиста Ларисе обошлись в 10 тысяч рублей. Теперь осталось купить сами очки за 8 тысяч.
В прошлом году у свёкра Ларисы заподозрили онкологию. Свозили его в город на обследование. На следующий день он умер от сердечного приступа. Оказалось, онкологии у мужчины не было, но болело сердце, из-за этого начался отёк лёгкого, который приняли за опухоль. Кардиолога в Балаганске тоже нет. Лариса врачей не винит. Она объясняет — возить стариков очень тяжело, не выдерживают они дороги.
— Люди пьют таблетки сами, кто какие придумает, — говорит фельдшер Филимонова. — А кто-то ничего не пьёт. В результате, в 2018 году у нас было 11 инфарктов и инсультов, а в 2019 — уже 28.
Фельдшер объясняет: врачи увольняются из-за низкой зарплаты. Например, врач УЗИ работающий на 1,5 ставки, получает 32 тысячи рублей и собирается судиться. Фельдшер на ставку зарабатывает 30−32 тысячи. Согласно указу президента, средняя зарплата врача в Иркутской области — 77 тысяч рублей, медсестры или фельдшера — 36 тысяч. Если верить официальному отчёту Балаганской больницы, здесь эти показатели выдерживают.
— Все же грамотные, — говорит фельдшер. — Все слышим, что президент про зарплаты говорит. Зарплаты должны были повышаться, а они не повышаются.
В прошлом году в Законодательное Собрание Иркутской области поступило около двух десятков коллективных обращений врачей из разных районов. Жалобы в них одинаковые: зарплаты не дотягивают до уровня, обещанного указом президента. А если дотягивают, то растёт нагрузка. Прокуратура начала проверять жалобы. В этом году глава региона дал поручение провести комплексный аудит методики по начислению зарплат в здравоохранении. Результаты проверки не известны.
Директор научно-производственного центра «Госучёт» Роман Ерженин в прошлом году проводил независимую оценку исполнения указа президента по выплатам зарплат медикам. Исследование он передал депутатам Заксобрания. Получилось, что только у половины врачей и среднего медперсонала зарплата достигла обещанного уровня. При этом врачи работают на полторы ставки и больше. В городских больницах зарплаты выше, чем в районных.
— Всё равно, если бы не конфликты с главврачом, наши специалисты никогда бы не уехали, — говорит Татьяна Филимонова. — Они были наши, доморощенные. Чтобы люди бросили дома, родных и куда-то сорвались — нужна очень важная причина.
По словам Филимоновой, финансистом в районной больнице работает жена Цыденова. У врачей это вызывает вопросы. По закону «О борьбе с коррупцией» руководитель не может брать близких родственников на должности своих заместителей, главного бухгалтера и его заместителей, кассира. Сразу возникает конфликт интересов.
— Это я Гомбо когда-то к нам привёл, — говорит глава думы Лагерев. — А теперь вот так у нас. Трижды его на думу вызывали, заслушивали. Я ему сказал: «Ты на землю-то спустись. Кто к нам поедет? Своих держать надо было». А больницу нам 20 лет обещают и ещё столько же обещать могут. Главное, кто в ней работать-то будет?
Цыденов на всё это отвечает лаконично: я начал наводить порядок и многим это не понравилось. Кто хочет зарабатывать — зарабатывает, остальных и не заставишь. Филимонова говорит, некоторые врачи получают по сто тысяч и больше. Но почему такая разница в зарплатах, она не понимает.
Когда Цыденов пришёл в больницу, здесь не было даже положения о стимулирующих выплатах. Это основной документ, по которому начисляется зарплата. Пришлось экономить на всём, чтобы сделать первоочередной ремонт. В больнице протекала крыша, «вместо унитазов были дырки в полу».
— Месяц назад приехал к нам терапевт-кардиолог, кандидат медицинских наук, — говорит Гомбо. — Я его через сайт HeadHunter нашёл. А ему жильё не дают. Дали комнату в служебной квартире, в другой комнате живёт женщина-нотариус. Семью перевозить некуда. Как думаете, останется он здесь?
«Птица сидит на красном полотне и что-то клюёт»
Гомбо говорит, иногда хочется всё бросить и вернуться в операционную. Четыре года назад он почти ушёл оттуда, потому что «перегорел, устал». Теперь оставил за собой только совместительство. Работа анестезиолога — реаниматолога — регулярные встречи со смертью.
— Иногда люди очень тяжело умирают. Ты постоянно это видишь. Привыкнуть к этому нельзя, — говорит Гомбо. — В какой-то момент стало просто невыносимо. Я тогда пошёл к ламе.
Лама объяснил, что тело — это пальто. Если у пальто оторван рукав, врач может помочь — заштопать дырку, пришить пуговицы. Но если душа не захочет возвращаться, ничего тут не сделаешь.
— Однажды в больницу Новонукутска поступил молодой охотник с огнестрелом в область сердца. Жизненно-опасная зона, поврежден левый желудочек. Мы берем его на операцию, зашиваем. Начинается профузное кровотечение, ничем не можем остановить. Вызываем санавиацию, к нам прилетает легендарный доктор Егорьев (фамилия изменена — ЛБ). Санитарке кричит: «Тащи кипяток». Та приносит в операционную синюю эмалированную миску с кипятком. И он сердце на сосудах опускает в этот кипяток. Мы стоим и в ужасе на это смотрим. Но кровотечение-то остановилось. Подумали — спасли.
Но спустя сутки состояние не улучшается. Присоединяется сопутствующая патология. Мне лама сказал: «Когда стоишь у ног умирающего, его душа висит справа от тела, в верхнем углу. Туда обращайся». Мне кстати, это часто помогало. Когда не знаешь, что ещё сделать — уговариваешь её: «Возвращайся. Ну, что тебе от меня надо? Я сделал всё, что мог». Со стороны, может это выглядит довольно забавно.
Четвертые сутки пошли. Я возле этого парня сижу, дежурю. Спать вообще не могу. И тут, засыпаю и вижу сон. Бревенчатый дом, без окон и дверей. Возле дома женщина, в руках у неё свёрток с ребенком. Вдруг с крыши дома срывается большая хищная птица, выхватывает свёрток и уносит его на крышу. Женщина плачет, кричит. Я говорю — не плачь, я тебе помогу. И лезу на крышу, за этой птицей. Забираюсь прямо по стене и вижу: птица сидит на красном полотне и что-то клюёт. Пытаюсь её отогнать, кричу и от своего крика просыпаюсь.
На следующий день к парню привели шаманку. Она трижды обходила больницу по кругу, проводила обряд. Я стоял у койки и по приборам видел, как у больного меняется состояние: падает и поднимается давление, меняется сердечный ритм. А потом она сказала: «Ему мстит большая птица — хозяин леса, которого он потревожил». Я думаю, какой хозяин леса, когда на дворе 21 век? Но сразу сон вспомнил. А родственники не удивились. Парень был охотоведом, ему поручили устроить охоту для начальства из города. Те напились, пошли стрелять по глухарям во время тока. Несколько тушек добыли и бросили, всё потом сгнило. Когда они уехали, охотовед сутки пил, потом взял ружьё и в себя выстрелил.
В итоге парень всё равно умер. Смогли бы его спасти там, где оборудование получше, — не знаю. Но ты не можешь такие случаи забыть.
Напоследок Гомбо говорит, что сейчас ему «скучно». Новой больницы, кажется, не будет ещё долго.
— Что значит «скучно»? — уточняю у него. После таких историй слово кажется совсем неуместным.
Он долго не отвечает. А потом присылает в Фейсбуке длинное сообщение, больше похожее на цитату из повести или романа. «Что же ответить на слова корреспондента, — думал он.- Ответить, что всё задолбало? Быть в ответе за сараи, называемые больницей; что выплачивать заявленные кем-то зарплаты — это путь к разорению; что никто не едет в эти вымороченные сёла и посёлки; что жизни за МКАДом нет… Что ему жалко местных жителей, совестно за происходящее. Он помедлил и написал: «Всё хорошо! Здесь такая природа, радушные жители, здесь прекрасный воздух! Здесь жить хорошо. Скучно? Нет, я имел в виду, что пока нет досуга, что нет нормальных секций, бассейна. О господи, о чем это я вообще…»