Иннокентий Шилкин — из рода основателей Горячинска. Прошлой осенью ему исполнилось сто лет. Он один из немногих оставшихся в Горячинске фронтовиков. Был призван в армию в 1939-м году и демобилизовался только в 1946-м, после Маньчжурской операции. В конце жизни Шилкин снова столкнулся с Маньчжурией.
В 2010 году семейная пара из Маньчжурии купила соседний с домом Шилкина участок и построила там гостиницу под названием «Солнечная турбаза. Левый берег». Как и большинство местных заведений, работает она только летом, а на зиму закрывается. Но в октябре хозяева специально приезжали, чтобы поздравить соседа Иннокентия Константиновича с днём рождения.
— Они очень добрые люди, — говорит дочь ветерана Наталья Волканова. — Мы с ними дружно живём, и китайские туристы нам не мешают.
Иннокентий Константинович о соседях не вспоминает. Он расспрашивает нас об Иркутске и наблюдает в окно, как «поселенец» чистит снег во дворе. Так коренные жители называют приезжих. В данном случае определение досталось парню, которого Наталья наняла помогать семье Шилкиных по хозяйству. Несколько лет назад он приехал в Горячинск из Улан-Удэ. Вместе с женой они работают ещё и в китайской гостинице и снимают дом по соседству.
Горячинск исторически развивался как курорт. Он построен на горячих минеральных источниках. Считается, что ванны из этой воды хорошо помогают при болезнях суставов. Когда-то ею лечились ссыльные декабристы, чем в посёлке до сих пор очень гордятся.
В советское время здесь построили курорт Горячинск с лечебными ваннами, поликлиникой, столовой и гостиницей на 350 мест. В ту пору комплекс был градообразующим предприятием, теперь пришёл в упадок.
До последнего времени акции курорта принадлежали республиканским профсоюзам. В 2017 году контрольный пакет пришлось продать из-за долгов. Его приобрело ООО Курорты Бурятии, учредителем которого стали четыре предприятия из Улан-Удэ. В прошлом году акционер взял кредит в 110 млн рублей, чтобы обновить жилые корпуса, закупить новое оборудование. Здесь почти ничего не изменилось ещё с советских времён. Например, котельная курорта так и работает на угле, хотя экологическое законодательство 10 лет назад запретило использовать это топливо на Байкале.
В Горячинске тоже планировали создать участок особой экономической зоны. Но у государства так и не дошли до него руки. Зато именно сюда бизнес пришёл самостоятельно. За последние десять лет в посёлке выросла целая улица гостиниц и гостевых домов. Людей притягивают горячие источники и более мягкий, чем в Турке, микроклимат. «Байкальская гавань» стоит в устье реки Турки, где дуют сильные ветры. Даже в июле по вечерам хочется надеть куртку. В Горячинске всегда на несколько градусов теплее и тише.
«Байкалу это не нравится»
Ближайшую к берегу Байкала улицу Горячинска местные давно переименовали из Рабочей в Рублёвку. Здесь больше нет жилых домов, вместо них кемпинги, гостиницы и турбазы. Кажется, что улица давно вылезла за границы Горячинска и вгрызлась глубоко в лес. Она тянется вдоль берега Байкала в окружении реликтовых сосен и кедров. По закону любой лес в этих местах относится к «незатронутым природным территориям», строить в нём нельзя. Но кадастровая карта утверждает, что это не лес, а земли поселения.
В деревне чётко делят гостиницы на «китайские», «московские», «иркутские» и «улан-удэнские» — по месту жительства владельцев. Например, самая большая и шикарная по здешним меркам — «Гармония» — принадлежит ООО «ВВК», учредитель которого — гражданин Китая. Территория комплекса — 11 тыс. квадратных метров, это больше площади футбольного поля. Сейчас на ней строят очередной трёхэтажный корпус.
Рядом с китайской «Гармонией» расположился «монгольский» кемпинг. Турпоток из Монголии — новое явление для Бурятии и Иркутской области, которое год от года набирает силу. Тут же гостиница «Багульник», где разместился филиал Улан-Удэнского «Центра восточной медицины», который практикует лечебное голодание. 7-дневный курс сейчас стоит 35 тысяч рублей, но летом будет дороже.
Местная жительница Волканова к прочим отельерам относится не так хорошо, как к своим соседям. Когда в 2018 году на берегу Байкала вырубали реликтовые кедры, чтобы протянуть линию электропередачи к одному из отелей, Наталья вместе с другими активистами пыталась этому помешать. По закону кедры относятся к особо ценным деревьям, рубить их запрещено. Жители обращались в прокуратуру, администрацию и СМИ. Но сделать ничего не смогли.
Лесхоз подсчитал убытки — более 400 тысяч рублей за 30 «кубов» древесины. Энергетики возместили их лесхозу после вынесения решения суда.
— Папа заплакал, когда увидел пустырь на месте кедровника, — говорит Наталья. — Они с братом-близнецом под этими кедрами всё детство играли. Сто лет назад эти деревья уже были большими. Лесники по кольцам определили, что им больше двухсот лет”.
Волканова бесплатно водит группы иностранных туристов по диким берегам, где ещё не вытоптаны тропы и нет мусора. Раньше по весне прямо у домов вечнозелёный кустарник багульник покрывался нежно-лиловыми шапками цветов. Летом на подстилке из сосновых иголок вызревала ягода шикша, потом шли грибы. Теперь, чтобы найти такие места, приходится уходить за пять километров от деревни.
Несколько лет назад в Байкале в районе Горячинска появилась спирогира — водоросль, похожая на зелёную слизь. Её присутствие говорит о том, что вода загрязнена, Байкал не справляется с влиянием человека.
— Туристы кругом оставляют горы мусора, — рассказывает Наталья. — Наши старики ругаются. Папа говорит: «Байкалу это не нравится». Его всегда называли священным морем, относились к нему как к живому старику. А монголы в него заходят прямо в одежде, голову моют в нём. Срамота! Старожилы говорят, что Байкал шум не любит. А теперь гоняют по нему на моторках, на аэролодках. Вот машины и проваливаются. В прошлом году отец с сыном на аэролодке под лёд ушли. Так и не спасли их.
«Можем себе позволить работать круглый год»
По оценке главы Туркинского сельского поселения Сергея Севергина, в Турке и Горячинске официально работают 38 гостевых домов и гостиниц. Ещё столько же — неофициально. Но это не точно.
— Летом каждый старается сдать туристам зимовьё или комнату, — объясняет Севергин. — Поэтому невозможно точно определить, сколько мест сдаётся, сколько туристов останавливается. Насколько я знаю, три гостиницы принадлежат гражданам Китая. При этом некоторые из них официально оформлены на жителей Бурятии.
Людям это не нравится, им кажется, что это китайская экспансия. Но недовольство остаётся на уровне кухонных разговоров.
По пальцам одной руки можно пересчитать гостевые дома, официально открытые местными жителями. Первая и главная причина — у людей нет стартового капитала.
Наталья Гомбоева с мужем — одни из немногих, кто рискнул стать отельерами. Сейчас Наталья в декретном отпуске, а до этого работала завскладом на курорте «Горячинск» с зарплатой в 16 тысяч. На эти деньги гостиницу не построишь. Помогли материнский капитал и кредит. Благо, что участок земли достался от родителей и был оформлен в собственность до введения нового закона (теперь землю оформить в собственность нельзя).
Снесли надворные постройки, продали скотину, сократили огород и на этом месте за несколько лет поставили гостевой дом: две трёхместные комнаты на втором этаже и две на первом.
Будущее Горячинска Гомбоевы связывают только с туризмом, поэтому решили рискнуть. Говорят, другого выхода нет.
В номерах пахнет сосновой доской и немного дымом — под окном во дворе кто-то жарит шашлыки. К лету хозяева обещают доделать баню и придумать для гостиницы название — первое лето так и работали безымянными. О сервисах бронирования Наталья пока ничего не знает, клиенты приходят по рекомендации. Летом она сдаёт места по 900 рублей, зимой — по 500. Это дешевле, чем в среднем на местном рынке. В гостиницах на первой линии от воды летом берут по 5 тысяч рублей с человека, зимой могут скинуть до 2 тысяч. В гостинице особой зоны «Байкальская гавань» — 3400 рублей.
— Мы далековато от Байкала, минут 15 пешком идти, — объясняет Наталья. — Многих это не устраивает.
Летом ни одна комната у Натальи не пустовала. Но тёплый сезон на Байкале длится всего полтора месяца. До середины июня ещё холодно, а в конце августа — уже холодно. 1 сентября большинство местных гостевых домов и кемпингов закрываются до следующего лета. Например, в ноябре не было ни одного постояльца.
— Можем себе позволить работать круглый год только потому, что мы местные, — рассуждает Наталья. — Нам не нужно содержать наёмный персонал. Я здесь и за уборщицу, и за администратора. Муж ведёт бухгалтерию, на нём мелкий ремонт и подсобные работы. Затраты сейчас — только коммунальные платежи и налоги. Сразу оформили ИП, работаем по «упрощёнке».
Ради новогодних праздников на соседней улице открылось кафе «Апельсин». Фасад заведения обшит оранжевым металлосайдингом, который видно издалека. Кроме «Апельсина» о существовании общепита в посёлке напоминает лишь неказистый деревянный ларёк с призывной надписью: «Идёшь на пляжок — купи пирожок». В январе ларёк накрепко заколочен досками.
— Сегодня последний день работаем, потом закрываемся до лета. А вообще я сюда ненадолго приехал, — сообщает парень за стойкой «Апельсина», будто стесняясь деревенского антуража. Он здесь и за кассира, и за официанта. У него ультрамодная стрижка и яркие штаны, неожиданно гармонирующие с названием заведения. Судя по чеку, наш заказ оказался третьим по счёту, хотя дело шло к вечеру.
В качестве лагмана парень приносит быстрозаварную лапшу, залитую горячим говяжьим бульоном с кусками мяса. Это не очень вкусно, но мы безропотно едим, чтобы поддержать единственную точку общепита на всю округу. Кроме лагмана здесь подают кое-что интересное. Например, байкальский хариус, на вкус мало отличающийся от омуля. Впрочем, в январе его всё равно не было. Хариус в «Апельсине» — как пирожки в ларьке: появляется только летом. Пока Горячинск не то место, где развивается гастрономический туризм.
«Наш бюджет не вырос нисколько»
Несмотря на то, что Горячинск стал точкой притяжения для туристов, для жителей мало что изменилось. Как и 40 лет назад, в местной школе нет спортзала. Детей приходится возить на секции в соседнюю Турку. Автобус между деревнями не ходит, а такси в одну сторону стоит 200 рублей. Родители выкручиваются, как могут.
Водопровода и канализации в поселении тоже нет. Уличное освещение включают только летом и на время зимних каникул — у муниципалитета нет денег, чтобы платить за электричество. Но можно оформить заявку в администрации и установить около дома свой личный фонарь. Однако платить за электричество и установку нужно из своего кармана.
И всё-таки, когда местные говорят, что не получили никакой пользы от создания ОЭЗ, это не совсем правда. Во-первых, они получили отличную федеральную трассу, благодаря которой в Прибайкальский район поехали туристы. Во-вторых, в районе Турки были построены очистные сооружения для приёма канализационных стоков и водозабор, загруженные пока на 5%. А ведь именно отсутствие очистных — главная проблема почти всех поселений на Байкале и тормоз для развития туризма.
— Люди так говорят, потому что им обещали золотые горы, — рассуждает глава поселения Севергин. — Земля сразу в цене подскочила, сотку за 100 тысяч продавали. Нам школу большую построили, «на вырост». Думали, население будет увеличиваться. Десять лет прошло, а зона не заработала. Наш бюджет не вырос нисколько, рабочих мест нет, население ежегодно сокращается.
Напрямую туризм практически ничего не даёт поселению. Налоги от деятельности гостиниц поступают по месту регистрации юрлиц. Даже те, кто зарегистрирован в Горячинске и Турке, платят налоги в районный бюджет.
— Но это уже хорошо, — добавляет Севергин. — Из района мы хотя бы получаем субсидии.
Так, на подвоз воды жителям двух посёлков выделяется 940 тысяч рублей в год. Турка и Горячинск стоят на самом берегу Байкала, но с водой здесь проблемы. Личные скважины есть не у всех, да и вода в них не всегда годится для питья. Обеспечить людей водой должна администрация. Её до сих пор набирают на старой водокачке в Турке и развозят по улицам машинами, которые здесь называют водовозками. Жители платят за флягу «сколько не жалко».
— Вроде есть фиксированная цена, но её никто не придерживается, — рассказывает глава. — Если есть деньги — отдают, если нет — никто в воде не откажет. Это всё на добровольных началах. Собранные деньги идут на ремонт машин, потому что на это субсидии уже не хватает. А водовозки у нас старые и часто ломаются. Они стоят на балансе муниципалитета. Водителям тоже платим зарплату.
— То есть контролировать, сколько денег собрано и сдано, вы не можете? — уточняем у него.
— Не можем, — разводит руками Севергин. — Предложите, как сделать по-другому?
Наверное, ему хочется добавить: «Если такие умные». Но он сдерживается. Глава вообще заскочил в администрацию ненадолго. Он сидит в медицинской маске, потому что простужен, а дома у него больной пятимесячный младенец. В этот момент голова у Севергина болит только о том, как бы заполучить домой доктора.
На весь огромный район осталось две машины скорой помощи. И если кого-то пришлось везти в райцентр Турунтаево за 120 километров, остаётся вообще одна. Летом, когда наплыв туристов велик, форс-мажорные ситуации случаются постоянно. Муниципалитет много раз просил вернуть в Турку стационар, который работал ещё десять лет назад.
— Но по нормативам для этого население должно составлять 10 тысяч человек, а в нашем муниципалитете на четыре деревни 2,6 тысячи и в соседнем Гремячинском ещё 1,5 тысячи, — говорит Севергин. — Мы недотягиваем. Участкового у нас тоже нет, уже года два не могут никого найти.
«Земля вашей не будет»
Но самая большая проблема на Байкале — это не вода, не медицина, а земля. Поселения находятся в границах Центральной экологической зоны озера — это 60−80 километров от уреза воды. Каждое движение здесь регламентируется постановлением правительства № 643. Его приняли в 2001 году, а исполнять начали с 2015-го, после выделения природоохранной прокуратуры в самостоятельное ведомство. Тут выяснилось, что постановление несовместимо с жизнью для местного населения. Только в 2018 году закон немного смягчили. Вновь разрешили хоронить покойников на старых кладбищах, строить АЗС, пасти скот и ездить по дорогам без твёрдого покрытия, которых в республике 70%.
Но землю нельзя оформлять в собственность до сих пор. В лучшем случае можно взять участок в долгосрочную аренду. Исключений нет. Но, если вы успели оформить землю до 2015 года, она ваша. Её можно продать или купить, передать по наследству.
Однако даже на этих участках действует большое количество ограничений. Очень сложно получить разрешение на строительство, даже если это всего лишь индивидуальный жилой дом. О социальных или хозяйственных объектах и говорить не приходится — понадобится пройти экологическую экспертизу, а это трудно, долго и дорого.
На территории Центральной экологической зоны Байкала запрещена сплошная рубка деревьев. А люди традиционно жили заготовкой древесины. В советское время в Турке находился крупный леспромхоз, в котором работала большая часть населения. Остальные жили рыбалкой. «Турка» переводится с эвенкийского как «омулёвая дорога», по этой реке рыба идёт на нерест. Второй год вылов омуля полностью запрещён.
— Всё запретили, — рассказывает Севергин. — Теперь нет возможности даже расширять посёлок. Например, большой участок в границах Туркинского поселения был выделен под ИЖС. На нём оказался лес. Чтобы построить дом, деревья нужно вырубить. А сплошная рубка в границах Центральной экологической зоны запрещена. Теперь люди не могут получить разрешение на строительство. Прокуратура через суд требует вернуть участки как «незатронутые природные территории». Если будет создан прецедент, у людей их просто изымут. В Иркутской области подобных примеров уже достаточно.
— Почему всё-таки в Горячинске развивается туризм, а «Гавань» стоит совсем пустая? — спрашиваем Севергина.
— В границах населённого пункта есть участки, оформленные в собственность до 2015 года. А в зоне земля вашей не будет никогда, — говорит он.
Будущее поселения глава всё равно связывает с туризмом. С другой стороны, больше его связать просто не с чем.
— У нас в границах поселения есть песчаный берег. Мы хотим оформить его как особо охраняемую территорию местного значения, — мечтает Севергин. — Это будет что-то типа заповедника. Тогда можно будет дикий туризм сделать контролируемым. Например, поставить шлагбаум и установить плату за въезд 200 рублей. Вот эти деньги уже пойдут в местный бюджет.
Не доводить до греха
По закону даже поставить палатку на Байкале можно только в пределах особой экономической зоны. Сдавать жильё туристам местные жители тоже не должны. Но это правило не работает, и никто не следит за его исполнением. Если надзорные органы перестанут закрывать глаза на этот мелкий бизнес, ничто не помешает правительству республики создать экономическую зону в каждой деревне, и всё станет можно.
— Мы породим огромное количество зон, которые просто не сможем контролировать, — говорит заместитель восточно-байкальского природоохранного прокурора Артём Баженов. — И без того существует напряжённость, связанная с тем, что местным жителям ничего нельзя. Люди, не обеспеченные работой, живут около Байкала достаточно бедно. Если мы ещё запретим им заниматься турбизнесом, потому что их населённый пункт не входит в ОЭЗ, это может вызвать социальный взрыв.
Чтобы не доводить народ до греха, прокуратура следит в основном, чтобы новые турбазы не возникали на «незатронутых природных территориях» — на берегу озера или в лесу. Ловят тех, кто берёт разрешение на строительство частного дома, а строит огромную турбазу без экологической экспертизы.
В 2018 году природоохранная прокуратура проверила около 50 гостиниц на восточном побережье. Итогом стали более 40 исков и 30 административных производств. По словам Баженова, нарушения однообразные: вышли за границы участка, сделали причал на берегу или поставили баню у самой воды, не получили лицензию на скважину, не заключили договор на вывоз мусора. Но сносить гостиницы пока никого не заставляли.
Районные власти поддерживают туризм, как могут. Прошлым летом бюджет выделил деньги на благоустройство берега в Горячинске. Для туристов поставили туалеты, беседки, урны, скамейки. Осенью из туалетов кто — то выдрал унитазы, в одном — снял с петель и унес деревянную дверь. Поэтому на зиму туалеты заколотили — целее будут.