Землякам нет времени размышлять о различиях в вере — в прошлом году прилетели огромные стаи саранчи, уничтожили посевы, пастбища и сенокосы. Многим теперь придется на зиму забить скот. Когда земные средства исчерпаны, люди взывают к силам небесным. Просят Бога о разном: чтобы ушла саранча, чтобы выросло сено, чтобы односельчанка хорошо перенесла операцию. Даже из школы звонит учитель и просит помолиться за девочку, которая снова убежала из дома.
«Молимся, чтобы мужики в деревне не пили. Если женщины еще держатся, то многие мужчины опускают руки. Совхоз распался, работы нет, денег нет. Мой муж работал трактористом. Сейчас пьет, — рассказывает Октябрина. — За спиртом далеко ходить не надо: торгуют в деревне многие, в том числе и сосед через дорогу. Раньше я пыталась бороться. По-хорошему просила соседа отказаться от нелегального бизнеса, не спаивать односельчан. Когда это не помогло, стала вызывать участкового. Милиционер приехал, сказал: „Чтобы доказать, надо делать закуп“. С большим трудом нашли человека, который согласился купить и дать показания против продавца. Подумайте, ну кто из деревенских пойдет наживать себе врагов? Торговца оштрафовали на 500 рублей, но ведь как продавали, так и продают дальше».
Не чужие же люди
Семьи Октябрины и продавца спирта объединяет нечто большее, чем соседство. В одной могиле лежат их дочери. Трагедия произошла больше тридцати лет назад: две подружки-дошкольницы бегали по деревне и, пока родители работали, обнаружили аммиачное удобрение. Порошок очень был похож на сахар. Когда вернулись родители, девчонок было уже не спасти. Играя «в кухню», обе успели проглотить смертельную порцию яда.
Все люди по-разному переживают горе. Октябрина из тех, кого сильные эмоции заставляют действовать. «Я себе места не могла найти, была в отчаянии. Раньше все выписывали журналы „Крестьянка“ и „Работница“ — в одном из номеров я увидела адрес, по которому можно было обращаться в Комитет советских женщин. Его председателем тогда была Валентина Терешкова. В горе я написала ей письмо, пожаловалась, что в деревне нет детского сада: пока родители на работе, дети бегают по деревне без присмотра».
Вскоре из Комитета советских женщин стали приходить ответы, через год после трагедии в деревне появился детский сад. Шел 1986 год. Ни до, ни после этого в районе не было такого случая, чтобы образовательное учреждение построили по письму обычной деревенской женщины. Соседние села до сих пор остаются без детсадов. Единственное, о чем сейчас жалеет Октябрина, — что не сохранила письмо от Валентины Терешковой.
Семья соседей — родителей другой погибшей девочки, распалась, не смогла пережить утрату. Сосед Дмитрий начал торговать спиртом. «Мы же с тобой как родные люди. У нас дочки в одной могиле лежат. Прошу тебя — прекрати. На словах он соглашается со мной, но торговлю не останавливает, — говорит Октябрина. — Тяжело смотреть, как каждое утро из разных уголков деревни тянется вереница к соседям за „дозой“. Если наша молитва хоть одному из них поможет отвернуться от пьянки, то мы будем знать, что молились не напрасно. В деревне много нищих. Когда родители не работают, выпивают — их дети ходят по деревне как оборванцы. Мы просим Бога, чтобы эти ребятишки выросли благополучными людьми, выучились, встали на крыло».
Как подписка на газеты жизнь спасла
Октябрина не скрывает, что когда-то и сама начала спиваться — не видела выхода из своего жизненного тупика. Муж пил, денег не было, нечем было кормить детей. После гибели старшей дочери у Октябрины остался сын Федор, а после нескольких неудачных попыток, вопреки запретам врачей, она смогла родить сына Михаила и дочь Татьяну.
К безнадеге и боли душевной добавилась боль физическая. В 1999 году женщина повредила стопу, в районной больнице перелом неправильно срастили. Врачам пришлось заново сломать ногу и вставить металлические стержни. Октябрина не могла передвигаться на костылях, всем весом она повисала на тонких перекладинах — от этого в подмышечных впадинах образовывались кровавые мозоли. Несколько раз женщина пыталась покончить с собой.
На въезде в деревню АргунФото: Антон Климов
Дом ОктябриныФото: Антон Климов
«Знаете, что меня отвело от окончательного шага? Гиперответственность. Вот я, например, хочу вешаться, а у меня соболя лежат раскроенные. От безденежья я ведь научилась шапки шить на заказ. Вот я и думаю: повешусь, Коля (муж — ЛБ) раздаст шкурки обратно, а кто потом по чужим заготовкам сможет сшить хорошую шапку? Вещь будет испорчена.
Один раз я даже повесилась. Но от стресса не поняла, что петля слишком длинная. Выбила табуретку из-под ног и с веревкой на шее упала на пол. Но решила не останавливаться — из сарая пошла вешаться в зимовье. А сама вспоминаю: нет ли у меня в сейфе чужих денег? Я тогда на почте работала. Скажем, газеты мы выписываем как? Человек хочет получать газету, но большой суммы у него сразу нет. Он отдает мне постепенно, по чуть-чуть, и эти деньги хранятся у меня до тех пор, пока не наберется нужная сумма. Тогда я ему выдаю квитанцию.
Перед тем как вешаться, я решила посмотреть, нет ли в сейфе чужих денег за подписки. Думаю, почему люди должны страдать из-за меня — газеты же не смогут получать. Я полезла в сейф. Смотрю — там лежит яблоко. Как оно там оказалось, так до сих пор и не знаю. Дай-ка, я его съем, думаю, на том свете не подадут. Мысли работают четко, вообще отдельно от эмоций. Я откусила яблоко. И тут меня прорвало. Я подумала о том, как без меня останутся мои дети. Федор, Михаил, Татьяна — такая желанная, болезненная. Вспомнила, как ее выхаживала. Кому я ее хотела оставить?»
Выход есть
Выход для Октябрины вскоре нашелся — ответы пришли, откуда не ждали. «Однажды я поехала на очередной прием в больницу, в районный центр Качуг. Вечером не на чем было вернуться в деревню, пришлось ночевать у знакомой. Она рассказала, что поблизости есть баптисты, и предложила сходить к ним. Я ей говорю: «Ты что! Они нам почки вырежут. Сектанты же!» Вроде уже не была ребенком, но такое у меня было предубеждение. Знакомая — мне: «Да кому нужны твои старые почки!»
А вид у меня какой был! Шубу мою искусственную спичкой в кладовке сжег сын Федька. Ходить было не в чем, и брат, который работает на железной дороге, отдал мне свой тулуп из овчины. Сверху он такой блестящий, клеенчатый — не гнулся на морозе, не застегивался на животе. На голове шапка из соболя, которую я сама сшила. Образ завершали валенки 43 размера — их мне одолжила знакомая, чтобы я надела поверх гипса. Хозяйка, помню, шепотом спросила у знакомой: «Это ты кого привела?» А она в ответ: «Сейчас она разденется и нормальной бабой будет». Мы сидели, разговаривали. Мне очень понравилось!”
И Октябрина уверовала. Для односельчан это стало настоящим шоком, многих не устроило то, что Октябрина стала посещать баптистскую церковь, которую в Качуге основали миссионеры из Америки.
«Я ничего не имею против православной церкви. Но я себя там не нашла. Для этого и существует свобода вероисповедания, чтобы каждый человек мог найти веру по себе. Когда я крестилась в православии, мне дали имя Марина. Сказали, что имени Октябрина нет. Я вот и думаю: я есть, а моего имени нет. Как это? И читают на церковнославянском. Как я могу соглашаться, произносить „аминь“, если я не понимаю, с чем соглашаюсь?»
Вообще, Октябрина задает себе много вопросов. Племянница мужа тайно родила ребенка в городе и вскоре вернулась в деревню. Родные ни о чем бы не узнали, если бы не осложнения после родов. Под давлением родственников молодая женщина призналась, что родила малыша прямо на улице (шел март). Хотела выбросить в мусорку, но побоялась, подкинула в близлежащую больницу.
Октябрина отправила горе-мамашу обратно в Иркутск — разыскать ребенка и попытаться вернуть его в семью. Спустя два года родственница вернулась в деревню — без сына, зато с новорожденной дочкой. Ее, по крайней мере, она не бросила в городе. В то время Октябрина еще не оправилась от травм и болезней, только получила пожизненную инвалидность.
«Я знала, что надо найти Сережу и забрать из того места, где он находится. Но стала сомневаться. Я инвалид, вся переломанная, с большим весом. Как я смогу воспитать ребенка? И тут же себя пристыдила — там же ребенок остался один, от него все отказались. Судить легко, а ты этой бедной девочке крыло подставь, поддержи. Если бы с моей дочерью такая ситуация произошла? А я сижу и о больных своих ножках думаю, — рассказывает Октябрина. — Пьяному мужу подсунула документы на опеку». Компанию Сереже составили Марина и Маша из качугского приюта.
Новая молитва
Сережа — не из легких детей. Из-за девиантного поведения несколько лет в школе обучался по индивидуальной программе, в подростковом возрасте не раз пытался покончить с собой — так остро он переживает даже короткую разлуку с мамой Октябриной. Когда с детьми уезжает в летний лагерь, через несколько дней требует вернуть его домой.
«Вот, хочу его в лагерь отправить, чтобы отдохнул. А он говорит: „Я лучше дома буду. Ты хоть меня и поругаешь, а потом затылок понюхаешь и скажешь, что я у тебя самый лучший“. Он еще маленьким был — едем мы в маршрутке, водитель передал сдачу, и одна монетка упала. Водитель говорит: „Бабушка там деньги уронила, подними“. Сережа поднял и гордо ему так отвечает: „Это не бабушка, а моя мама. Она молодая и красивая!“»
Оказалось, что у Сережи есть способности к музыке. Баптистская церковь из Иркутска подарила мальчику синтезатор, чтобы он мог играть. Октябрина рассчитывает, что это поможет сыну справиться с проблемами. «Известно много случаев, когда не слишком здоровые люди становились гениальными музыкантами. Даже если он гением не станет, возможно, интересное занятие поможет ему выправиться», — надеется мама Октябрина.
Но чтобы заниматься, нужен педагог. Ближайшая музыкальная школа находится в ста километрах от деревни, в районном поселке Качуг. Добраться туда можно только на личном транспорте — автобусы и маршрутки не ходят.
Октябрина не была бы Октябриной, если бы не нашла решение. Она организовала поездки в музыкальную школу для всех деревенских детей, которые хотят заниматься музыкой. Нашла владельца микроавтобуса из соседней деревни, который за три тысячи рублей согласился дважды в неделю возить ребятишек в Качуг. Для деревни три тысячи за поездку — дорогое удовольствие, но расходы решили разделить на все семьи, чьи дети будут учиться в школе. Летом одиннадцать деревенских детей успешно прошли прослушивание и были зачислены в музыкальные классы.
Теперь Октябрина и другие верующие молятся, чтобы обучение юных музыкантов шло успешно. И чтобы по распутице и гололеду водитель аккуратно довозил детей до музыкальной школы и обратно.